откуда есть пошла авторская песня

Самый первый бард запел не ради славы. Он хотел согреться. Пещеры были холодные, шкуры тонкие, чай и кофе ещё не завезли. Не было даже слов, чтобы душу отвести. (Вы догадываетесь, конечно, о каких словах идет речь.) Голоса, кстати, тоже не было. Так, рык какой-то — нечто среднее между кашлем мамонта и зевком бизона. Поневоле запоёшь от такой жизни...

В Древней Греции искренне верили, что музыка может исцелять от недугов — как душевных, так и телесных, поэтому и относились к ней, как к чуду. Они даже придумали для своих любимцев специальный термин: азды. В переводе с греческого азды — народные поэты и певцы, исполнители эпических песен. "В почёте и уважении у всех людей на земле азды, потому что петь научила их возлюбившая племя аздов Муза", — говорит Одиссей на пиру у царя Алкиноя. Вопрос быть или не быть человеку аздом решался довольно просто: эта профессия передавалась по наследству. Азды были неизменными участниками всех пиров, торжеств, соревнований и жили припеваючи. Они не только умели повторить песню, сложенную другим певцом, но и сочиняли что-нибудь своё. Причем совершенно безбоязненно. Критиковать аздов было не принято.

Гомер, живший, кстати сказать, в VIII веке до н.э., первый понял, что авторская песня немыслима без автора. А может, ему просто захотелось выделиться из толпы. Гомер пересказал своими словами мифы и предания. Так родились поэмы "Илиада" и "Одиссея".

Нельзя не вспомнить и о Древнем Риме. Для Рима было характерно всеобщее увлечение музыкой. Вплоть до консулов и императоров. Особенно усердствовал Нерон, один из самых жестоких и безжалостных римских властителей. Именно он ввёл так называемое "греческое состязание", где выступал как поэт, певец и кифаред. То, что Нерон проделывал на сцене, можно смело назвать музыкальной пыткой. Дело в том, что Нерон очень долго пел. Без антрактов. Даже когда во время одного из выступлений вдруг началось землетрясение и театр стал потихоньку рассыпаться, Нерон не остановился, пока не окончил начатую песню. "Когда он пел, никому не разрешалось выходить из театра, даже по необходимости, — пишет Гай Светоний Тренквилл. — Многие, не в силах более его слушать и хвалить, перебирались через стены, так как ворота были закрыты, или притворялись мёртвыми, чтобы их выносили на носилках".

Поэтические произведения римлян пелись в сопровождении струнных щипковых инструментов. Гораций свои оды называл "словами, которые должны звучать со струнами". Цицерон говорил, что если от стихов отнять мелодию, то останется "голая проза". Но всё это было давно и с течением времени совершенно выветрилось из памяти человечества. Однако, не у всех...

В XVI веке великий французский поэт Пьер Ронсар попытался вернуть музыке то блестящее положение, которое она занимала в античной древности. Полуглухой, он тем не менее хорошо играл на лютне. Ронсар вообще считал, что пробным камнем нормальности человека является музыкальность. Стихами Ронсара вдохновлялись Жан Шардавуан, Николя де ля Гротт, Орландо де Лассо и другие композиторы.

"Давайте говорить друг другу комплименты!" — написал когда-то Булат Окуджава. До сих пор встречаются люди, которые никак не могут понять, что он имел в виду. А вот скальды (норвежские и исландские поэты-певцы IХ-ХIII веков), наверное, поняли бы Окуджаву сразу. В продолжение трёх с половиной веков они поставляли правителям Норвегии и других Скандинавских стран "любви счастливые моменты" или хвалебные песни комплиментарного содержания. А на мелкие недостатки человеческой натуры просто не обращали внимания. Творчество скальдов — начальный этап в развитии авторской песни, переход от неосознанного авторства к осознанному. Но в процессе этого перехода произошло "короткое замыкание". Скальды невольно нарушили одну из основных заповедей авторской песни: главное что, а не как. По вычурности формы поэзия скальдов не имеет параллелей в мировой литературе. А вот о любви скальды не пели. Любовью назывались отношения, которые устанавливаются между супругами, а в них они не усматривали никакой романтики...

Ашуги (или ашыги) — профессиональные поэты и певцы у азербайджанцев и армян, — например, установили такой обычай, согласно которому поэт-певец незаметно и ненавязчиво упоминает своё имя в одной из последних строк последней строфы стихотворения. Этот прием в ашугской поэзии называется "тапшырма" — завет. В старину ашуги в одиночку или с компаньонами-музыкантами путешествовали по стране, давали представления в людных местах, выступали на свадьбах и праздниках. Ашуги очень тепло, почти душевно относились к зрителям и старались не утомлять их продолжительными концертами.

Якутские олонхосуты не отличались подобной чуткостью по отношению к своим поклонникам: отдельные поэмы своего эпоса (олонхо) они исполняли по нескольку ночей подряд. Все монологи пелись, а остальная часть декламировалась своеобразным речитативом. Аншлагов у олонхосутов, конечно, не было — все-таки люди привыкли по ночам спать. Но настоящие меломаны приходили еженощно. Олонхосуты превратили свои ночные бдения в "театр одного актера", широко применяя приём звукоподражания. Каждому персонажу придавался свой голос, характерный только для него.

Казахские жырау и акыны создавали свои произведения экспромтом, участвуя в песенных состязаниях — айтысах. Делали они это по двум причинам. Во-первых, это был самый короткий путь к славе — имя победителя запомнить легко. А во-вторых, у казахских поэтов-композиторов была очень большая общественная нагрузка. Многие жырау были не только поэтами, но и вождями племён, улусов, племенных союзов, а также батырами — предводителями племен дружины. Некоторые из них выступали в роли абыза (предсказателя, кудесника), то есть толковали сны, различные приметы, пытались объяснять явления природы.

Основоположником авторской песни в Киевской Руси можно считать легендарного Бояна. Боян — песнотворец XI-начала XII веков — слагал славильные песни, воспевающие подвиги князей и их дружины. Автор "Слова о полку Игореве" называет Бояна "соловьём старого времени", "вещим певцом".

Таких "соловьёв старого времени" было немало. Богатырь Добрыня Никитич, например, был умелым гусляром. Но уж кто с полным основанием мог бы именовать себя самодеятельным автором, так это купец-мореплаватель Садко. Даже став обладателем лавок с "красным" товаром и получая "барыши великие", он продолжал ходить по пирам и "спотешал купцов, людей посадских".

Со временем в народной среде выделился слой профессиональных музыкантов-скоморохов. Среди них были актёры комического жанра, певцы и сказители эпических произведений (нередко их авторы), плясуны, акробаты, фокусники, позднее — дрессировщики животных и кукольники. Скоморохи были очень талантливы, но их погубил дух коллективизма. Они объединялись в ватаги и артели — от 70 до 100 человек. Их образ жизни становился всё более буйным, почти разбойничьим. В конце концов, власти решили от скоморохов избавиться. Особенно отличился на этом поприще царь Иван Васильевич Грозный, хотя он, оказывается, тоже мечтал стать бардом. В один прекрасный день Иван Васильевич подарил народу произведения собственного сочинения. На "стихираре" было начертано (возможно, собственноручно): "Творения Царя Иоанна, деспота Московского". Но в барды Иван Васильевич всё-таки не вышел. Так и остался деспотом Московским. Ведь чем интересен бард? Он един в трех лицах: поэт, композитор, исполнитель. А Иван Грозный вывел на сцену хор.

Что же касается нашей отечественной истории, то украинские барды ведут своё происхождение от кобзарей и лирников. Кобза, а затем бандура были любимыми музыкальными инструментами украинского народа еще с давних времен. Самые талантливые казаки становились певцами и прославляли боевые подвиги своих побратимов. Даже гетманы играли на кобзах, сочиняли думы и песни. Авторство известной песни "Ой, бiда, бiда, чайцi-небозi!" приписывают сразу двум гетманам — Богдану Хмельницкому и Ивану Мазепе.

Кобзари и лирники делились на три группы: исполнители, импровизаторы и творцы новых песен. Репертуар зависел от местных традиций, исторической обстановки, художественного вкуса певцов, а также от запросов публики. Кобзари исполняли думы, исторические, сатирические и бытовые песни, а лирники — религиозно-моралистические псалмы, канты и печальные песни про сиротскую долю. Уже в XVII веке стали возникать братства или гурты кобзарей. У них был свой устав, знамя, касса, суд и даже особый язык.

Какими они были — первые кобзари и лирники? Про кобзаря Андрея Шута говорили, что он расставался с бандурой только во время поста. Считал, что кобзарь существует для того, чтобы напоминать людям о Боге. Через его школу прошло свыше 30 кобзарей. Иван Крюковский был не только талантливым певцом и композитором — он стоял во главе кобзарско-лирницкой цеховой организации. Высокий, с длинными белыми волосами до плеч, Крюковский, по словам современников, был похож на вещего Бояна. Архип Никоненко так глубоко переживал содержание своих песен, что в отдельных эпизодах "вибухав плачем". Украинский писатель, историк и этнограф Пантелеймон Ку писал, что кобзарь пел неторопливо, комментировал песни и думы, глубоко вздыхал, качал головой и приводил практические примеры из жизни. Бандурист Федор Гриценко-Холодный был настоящим виртуозом — "мог босыми ногами сыграть на бандуре любой казачок". Но самым известным кобзарем был Остап Вересай. Как его только не называли! И "Гомером в украинской свите", и "прямым на следником Бояна", и "рапсодом". Французский учёный Альфред Рамбо ставил Вересая в один ряд с аздами, скальдами,бардами и труверами.

Бард в нашем понимании — человек, который пишет стихи, придумывает мелодию и сам исполняет песню. Древним кельтам такое определение показалось бы чересчур узким. Их барды претендовали на большее. В Ирландии поэзия всегда занимала особое место. Соответственно и статус поэта был высоким. В период раннего средневековья поэт совмещал в себе историка, священника, политика. Подобно друиду языческих времен, его почитали и боялись, его словам приписывали магическую силу. "Слово Бога — это я!" — говорил о себе первый ирландский бард, поэт-жрец, друид Амергин. Любимым инструментом бардов была арфа.

Большею частью барды состояли на службе у королей и знатных лиц. Принадлежность к привилегированному сословию, многолетнее обучение в специальных школах делало бардов очень влиятельными людьми. Школы бардов существовали на общественные средства, и количество обучавшихся иногда составляло... треть населения Ирландии. Будущие барды учились неукоснительно следовать раз и навсегда установленным правилам стихосложения. Характерная для поэзии бардов игра со значением слов, намеренное затемнение смысла создали ей репутацию поэзии "тёмной" и непонятной широкому читателю. Зато их творчество было историческим документом чрезвычайной важности. По памятникам бардической поэзии можно изучать генеалогию вождей кланов, историю их союзов и распрей. Вот бардам и приходилось в стихах и песнях зарифмовывать княжеские родословные, ритуальные постановления, даже юридические нормы своего времени. А все остальное — душевную тоску, одиночество, разочарование в любви — держать при себе.

Институт бардов существовал на протяжении пяти веков (XIII-XVIII). Нашествие войск Кромвеля в середине XVII века ускорило начавшееся уничтожение клановой системы. Вместе с ней и бардовская поэзия пришла в упадок. Но, как ни странно, именно этот, последний период оказался самым блестящим в её истории. Много лет дисциплинированные барды старались писать по правилам. Оказавшись в положении изгоев, они неожиданно открыли для себя всю прелесть неофициального, ничем не регулируемого искусства.

Кто не слыхал о трубадурах? Но подлинную правду о них знают немногие. Слово "трубадур" означает в буквальном переводе изобретателя, сочинителя песен. Поэзия трубадуров сложилась в конце XI века на юге Франции — в Провансе. (Певцов северной Франции называли труверами.) XII и XIII века — эпоха её расцвета. Среди первых трубадуров встречаются бароны, герцоги и даже короли. Трубадуры владели нотной грамотой. Они сами исполняли свои песни или поручали это менестрелям. Аккомпанементом служили виола, арфа, цитра и другие инструменты. Большинство из нас представляет себе трубадуров певцами любви. В этом взгляде, конечно, есть небольшая доля истины. Но о любви можно петь по-разному; От "Я люблю — и значит — я живу!" (В.Высоцкий) до "Уходишь — счастливо, приходишь — привет!" (Ю.Визбор). Любовь трубадуров была совершенно особого свойства. Один из них так изобразил нам эту рыцарскую куртуазную любовь: "В этой любви, — пишет он, — есть четыре степени. Первая степень — любовь колеблющегося, вторая — просящего, умоляющего, третья — услышанного и четвертая — любовь друга". Эта запутанная любовная теория была придумана трубадурами для отвода глаз. Они вели довольно беспорядочный образ жизни и надеялись, что любовь поможет им измениться к лучшему. Однако дамы начали роптать. Любовь есть любовь, говорили они. Извольте действовать по правилам.

Тогда трубадур Джауфре Рюдель придумал новую теорию. Она называлась "любовь издалека". Смысл её сводился к тому, что настоящий влюбленный не ищет взаимности. Она ему ни к чему. (Слишком ко многому обязывает.) Дамы были на грани нервного срыва. Предъявите доказательства своей любви, говорили они. Нам ведь много не нужно. Тогда трубадуры пошли на некоторые уступки. Они изобрели серенаду — истинно мужской жанр любовной песни. Исполнители серенад появлялись вечерней порой под балконами или окнами своих возлюбленных и, перебирая струны лютни, гитары или мандолины, признавались в любви. Но "всё изнашивается, даже горе", как говорил Флобер, и легкомысленные трубадуры в третий раз изменили свою точку зрения на женский вопрос. Побывав в "раю" платонической любви и заглянув в чувственный "ад" страсти, многие из них, не выдержав любовных испытаний, постепенно превратились в женоненавистников. Маркабрюн, к примеру, слагал о женщинах стихи, полные зла и обид, и главной своей заслугой считал тот факт, что он "никогда не любил ни одну женщину, и ни одною не был любим..."

Трубадуры были не единственными певцами любви в средневековой Европе. Существовали ещё и миннезингеры — немецкие поэты-певцы, авторы и исполнители произведений рыцарской лирики. В XIV веке на смену миннезингерам пришли мейстерзингеры — поэты-певцы из цеховых ремесленников. Все они были люди женатые, с достатком, поэтому идеальная, поэтическая сторона жизни не вызывала у них ни малейшего интереса. Мейстерзингеры объединялись в литературно-певческие общества и отличались поразительным духовным здоровьем. Они пели, чтобы... петь. Неслучайно мейстерзингер в переводе с немецкого означает "мастер-певец", а не "певец любви".

Теперь несколько слов о менестрелях. Им пришлось демонстрировать своё разнообразное мастерство на фоне напряженных исторических перемен. Бесконечные Крестовые походы, Столетняя война Англии... Приходилось всё время переезжать с места на место. Странствующие артисты были универсальными мастерами: умели сочинять песни, весёлые и поучительные сценки, владели цирковыми навыками. Во Франции такого мастера называли жонглёром и менестрелем, в немецкоязычных странах — шпильманом, гауклером, в Испании — хогларом, в Чехии — герецом. В конце XIV века менестрелями стали называть простонародных музыкантов, скитавшихся по городам и селам.

"Было бы наивно рассуждать о каких-то глубинных связях современной авторской песни с поэзией тех самых бардов, труверов и менестрелей, которые бродили по дорогам средневековой Европы, — пишет Б. Савченко. — Общим и там и тут является разве что стихийное стремление поэтически одарённых натур выразить через песню свою боль и радость, свое отношение к миру"...

И всё же — как давно существует авторская песня? Считать ли её новым явлением или хорошо забытым старым? Что ж, попробуем подытожить.

Во-первых, это явление общемировое, возникло оно тысячи лет назад и, как птица Феникс, периодически возрождается в разных странах в разные периоды человеческой истории. То тут, то там. А вот почему — не знаем. Так природа захотела.

А во-вторых, претенденты на роль "предков" современных бардов и бардесс — все люди достойные, поэтому первых, вторых и третьих мест присуждать не стоит. Просто скажем им всем спасибо за то, что они были, есть и будут в нашей с вами жизни.

Все те катаклизмы, что переживает сегодня авторская песня, — всего лишь этап в её многовековом развитии. И за ним будет следующий. А потом ещё. Если, конечно, мы не перестанем надеяться. Потому что, кто не надеется, тот песен не поёт.